В последние годы у нас все чаще стали говорить об изощренных зверствах, которым подвергались бойцы и командиры Красной Армии, оказавшиеся в плену у европейски цивилизованных поляков во время Советско-Польской войны 1920 года. Количество умерших под пытками, от голода и болезней, просто убитых ради развлечения носителями общеевропейских ценностей, до сих пор точно не установлено. В разных источниках приводятся цифры от 60 до 170 тысяч.

Ну, а чем отвечали кровавые большевистские варвары, известные всему миру своей патологической ненавистью и жестокостью к цивилизованным европейцам?

По законам военного времени

Около 7 часов вечера 20 сентября 1920 года в Симбирской Губчека раздался звонок. У аппарата был комендант железнодорожной станции Симбирск-I. Взволнованным голосом он сообщил, что на станцию с польского фронта прибыл эшелон раненых красноармейцев в количестве около 500 человек. По словам коменданта, все они были вооружены и категорически отказывались разоружаться. Попытка сделать это силами железнодорожной милиции не удалась, а лишь накалила ситуацию. В эшелоне, по словам звонившего, началось опасное волнение. Чтобы его пресечь, комендант просил прислать вооруженный отряд.

Приняв сообщение, дежурный уполномоченный губчека Шефферов выслал на станцию 20 бойцов 26 батальона ВОХР, и, выписав соответствующий ордер на право обыска и изъятия оружия, послал туда же двух сотрудников ЧК.

Примерно через полчаса со станции позвонили снова. Взволнованным голосом комендант сообщил, «что присланных людей мало, и потребно еще такое же количество, и если есть по возможности большее». Вместе с подкреплением он просил и несколько подвод для погрузки на них изъятого оружия. Подмогу Шефферов послал, а с подводами решил подождать. И, как потом оказалось, правильно сделал.

Выехавшие на станцию вслед за отрядом заведующий Секретно-Оперативным отделом губчека Пельман и уполномоченный Гринберг, готовились к самому худшему. Однако все оказалось не совсем так, как это представлялось по докладам коменданта станции и дежурного по ЧК.

Эшелон был оцеплен бойцами батальона ВОХР. Из вагонов время от времени доносились обращенные к ним выкрики красноармейцев в том духе, что не для того они проливали кровь на фронте, чтобы здесь, в тылу к ним относились, как к последней контре. Иногда чекистов называли жандармами. Но дальше словесной перепалки дело не заходило.

И разоружился эшелон без особых проблем, сдав под расписку все имевшиеся в наличии стволы – 3 револьвера системы Нагана. Инцидент был почти исчерпан. Почему «почти»? Да потому что чекистам предстояло разобраться в причине конфликта.

Сразу же выяснилось, что вместе с красноармейцами вглубь страны на лечение ехали и раненые пленные поляки. Сколько их было в том эшелоне, в документах не сказано. Упомянут лишь один - Эдуард Августович Герас. Сын начальника уездной жандармерии, с началом Советско-польской войны, он поступил добровольцем в польские легионеры. Участвовал в боях против советских войск уже в качестве унтер-офицера. Раненым был взят в плен 18 мая 1920 года.

Оказалось также, что на протяжении всего пути санитарного поезда с фронта через Москву в Симбирск, Герас баламутил своих соплеменников разговорами о том, что Польша войны не хотела, а Россия ее навязала. Что Польша лучше России, что Красной Армии Варшавы не видать и так далее.

Когда эшелон прибыл в Симбирск, эти речи услышал один из раненых красноармейцев санитарного поезда боец Родкевич, видимо, понимавший по-польски. Он предложил Герасу немедленно прекратить антисоветскую агитацию, показав для убедительности, револьвер. Этот момент и застал комендант станции Соколовский. Подойдя к спорящим, он потребовал сдать оружие. Но Родкевич отказался. Тогда за дело взялась, было, милиция. Однако раненые не подчинились и ей. После этого Соколовский приказал вызвать отряд Губчека…

Как же поступили чекисты с польским, да к тому же и абсолютно социально чуждым белополяком? Может быть, отвели за ближайший пакгауз, прислонили к стенке, да и пустили в расход по законам военного времени? Ничего подобного. Его арестовали и отправили… нет, не в тюрьму, а в 263 запасной госпиталь, долечивать раны, полученные в боях с Красной Армией.

Кроме Гераса, обвиненного в агитации против советской власти, под следствием оказались комендант станции Соколовский и уже бывший чекист Шефферов. Их обвинили в «нетактичных действиях (превышении власти)».

Расследование длилось больше 2 месяцев. И вот 24 ноября 1920 года военный следователь 4-го отдела Реввоентрибунала Запасной Армии вынес, наконец, свое заключение о… прекращении дела в отношении всех троих обвиняемых в связи с амнистией ВЦИК от 7 ноября 1920 г.

А за два дня до этого, как раз, и Герас выписался из госпиталя, имея на руках справку, в которой говорилось, что он «освидетельствован госпитальной комиссией врачей и признан подлежащим увольнению в отпуск на 2 месяца».

Как сложилась дальнейшая судьба пана фельдфебеля не известно. Изменил ли он после всего пережитого свое отношение к России и русским? Вряд ли.

Тем не менее, случившееся с ним – яркий и очень наглядный пример того, как кровавые варвары-большевики обходились с цивилизованными европейцами, угодившими в их когтистые лапы.

PS

Для сомневающихся в достоверности приведенной истории, сообщаю, что документы, на основе которых она написана, хранятся в Государственном архиве Ульяновской области в фонде Р-125, оп. 3, д. 322. л. 2 – 26. Можете получить и изучить лично.

Владимир Миронов

Источник фото